Вестники времен [= Знамя над Тауэром] - Андрей Мартьянов

Он перебрался из спальни в гостиную, сунул полено в ненасытную глотку камина, обнаружил лежащую на сундуке клеймору Мак-Лауда, наполовину вытащил ее из ножен и какое-то время разглядывал причудливый узор из сплетенных ветвей на непривычно широкой гарде. Рядом с мечом валялся некий предмет, и Гай поднял его, не сразу признав темно-коричневую, лоснящуюся кожу, прошитую толстыми красными нитями. Уходя, компаньон бросил почти все таскаемые с собой мелочи, чтобы не мешали, в том числе и неизменный кошель, висевший на поясе. От скуки сэр Гисборн решил поинтересоваться его содержимым, расстегнул пряжку и вывернул на стол.

Обычное имущество привыкшего к долгим дорогам человека, если не считать аккуратного холщового свертка, для лучшей сохранности обвязанного шнурком. Гай узнал его по форме — рукоять от меча слуа, она же ключ от неведомой двери. Дугал совсем спятил, коли таскает эту дрянь с собой. Может, выкинуть ее? Потом крику не оберешься… А что, если?..

Гай осторожно подтянул сверток поближе, заодно убеждаясь, что загадочная вещь по-прежнему сохраняет неодушевленность. Нерешительно взял в руки. Поколебавшись, сунул за пазуху, вздрогнув от прикосновения обжигающе-холодного металла, ощущавшегося даже через холст, и быстро вышел из комнаты. Он представления не имел, застанет ли нужного ему человека на месте, однако некий голос подсказывал: бывают встречи, которые не назначаются, и на которые приходишь независимо от своего желания и первоначальных намерений.

Терпение — великая вещь. Уже луна проделала более двух третей пути по небосводу, и сменила цвет на ослепительно-белый, набросив на горы сплетенную из лиловых теней сеть, беззвучным светлым призраком мелькнула охотящаяся сова, где-то в долине зашелся в коротком воющем лае волк, а лагерь внизу не подавал признаков жизни. Дугал уже начинал подумывать о таком неприятном обороте событий, как возможная ошибка. В конце концов, он всего лишь человек. Все люди рано или поздно ошибаются. Еще можно вернуться в замок и поискать решение там. Если есть труп, значит, должен быть убийца. Если (по всем приметам) в Ренне замышляется нечто недоброе, должны существовать люди, охваченные этим заговором. Нужно лишь напрячь данные тебе Господом мозги и догадаться, кто они.

«Гай, возможно, говорил чистую правду, — размышлял он, покусывая сорванную травинку и изредка бросая взгляд на палатки. — Тебе не в чем обвинять братьев де Транкавель, разве что в попытке удержать вашу компанию внутри замка. Им нужны бумаги. Нам нужна Изабель. Они вроде согласны ее отдать, но колеблются. Теперь еще выясняется непредвиденное: Книга существует на самом деле. Худшая из новостей последнего времени. Меня не просили заниматься Книгой. Оставить все, как есть? Старый сморчок приглядывал за ней не знаю сколько лет, присмотрит еще столько же. А ежели он помрет или ему, как Хайме, помогут отойти в лучший мир? Как быть тогда? Украсть? Куда я ее дену? Я, конечно, знаю кое-кого, готового отвалить за эту исписанную телячью шкурку золотом по весу, но будет ли с того прок? Что вообще заставляет меня торчать здесь, кроме дурацкого предчувствия больших бед? Если до захода луны ничего не произойдет, ухожу!»

Полотнище, закрывавшее вход в большой шатер, на мгновение шевельнулось, словно задетое ветром. Всхрапнули потревоженные лошади, затем умолкли, признав знакомого им человека. Еле слышное звяканье сбруи, глуховатый удаляющийся цокот копыт по камням.

«Надо же, получилось, — вместо ожидаемой радости пришло недоверие. — Вот сейчас и разберемся, обычная это ночная прогулка или как…»

Он соскользнул с нагретой солнцем, а теперь начавшей остывать макушки валуна, прислушался, определяя направление, и легко побежал вдоль гребня скалы, пригибаясь и стараясь не высовываться на открытые места. Даже полный дурак способен при такой яркой луне заметить преследующий его человеческий силуэт. Его добыча совершила ошибку, поехав верхом: идти по горам за лошадью — не работа, а удовольствие. Лошадь издает слишком много звуков: то поскользнется на осыпи и загремит камнями, то зафыркает от незнакомого запаха, то просто затопочет по ровному месту так, что слышно по всей округе.

«Жаль, не заметил, кто это — Рамон, Тьерри или человек из свиты, — мимолетно подумал он, скатываясь в распадок и по-прежнему держась чуть впереди невидимого в темноте всадника. — Ставлю на Тьерри. Трудно заподозрить человека со столь отсутствующей физиономией. Однако развлечения у них в Ренне! Не зря мне твердили: не суйся без надобности в Лангедок, не вороши дела тамошней аристократии, хлопот не оберешься».

Ветер принес волну кислой, застоявшейся вони, испускаемой преющей шерстью и свежим навозом. Где-то поблизости ночует овечье стадо. Не к нему ли держит путь выехавший из лагеря незнакомец? Решил прикупить барана на завтрашнее утро? Не поздновато ли отправляться в дорогу?

«Дугал, — он сбился с шага, когда в памяти ожил полузабытый издевательски-назидательный голос, чей владелец вот уже как семь — или восемь? — лет телесно пребывал в могиле, а душою — на небесах. — Твоя беда не в том, что ты не соображаешь. Наоборот, соображаешь ты даже слишком хорошо, да все как-то не в нужную сторону. Оттого постоянно мечешься и опаздываешь. Когда ж я научу тебя думать, прежде чем бросаться вперед очертя голову?»

Он остановился так резко, что заскрежетали камни под ногами, охнул, развернулся и помчался в направлении запаха, пересекая овраги и лихорадочно взбираясь вверх по склонам. Вонь приблизилась, став почти нестерпимой, на краю обширной лощины он заметил искомое — тлеющий костерок и россыпь белесых пятен. Собаки, находящиеся при стаде, почему-то не подали голос — то ли еще не учуяли его, то ли… Неужели он опять опоздал? Ну почему всегда так? В конце концов, это просто несправедливо!

В пастуший лагерь он ворвался, позабыв о любых предосторожностях, уже понимая, что вряд ли сможет изменить случившееся, и просто отмечая увиденное в памяти. Труп, валяющийся у самого костра — горло перечеркнуто столь глубокой раной, что непонятно, на чем держится голова. Тело в луже еще не свернувшейся крови возле растянутых на кольях навесов из шкур — пытался спрятаться, что ли? Мертвая собака, в припадке безумной ярости истыканная ножом. Остальные, видимо, сообразили разбежаться и укрыться в скалах. Два человека и пес. Сколько всего могло быть пастухов? Думай быстрее, думай! По меньше мере пятеро — все ведь знали, что в окрестностях бросит волкодлак и наверняка не рискнули уходить в горы только вдвоем. Даже если никого не осталось в живых, где может прятаться убийца? Хотя зачем ему прятаться? От кого? Он у себя дома. Мог даже прихватить кого-нибудь с собой и растянуть удовольствие…

Вскрик. Слабый, далекий, еле различимый, но все лучше, чем ничего. Он верхом или нет? Ушел своими ногами — вон скучает брошенная лошадь. Хоть в чем-то повезло. Еще бы один звук, подсказывающий, куда ушло это чудовище в человеческом обличье… Снова вопль, на этот раз отчетливей и намного ближе. Он где-то неподалеку. Может, за соседним гребнем. Сколько ему придется бегать в эту злосчастную ночь? Подкрадываться уже некогда, хотя такой треск и мертвого поднимет на ноги. Ну наконец-то, вот он. Такие типы, когда заняты своим излюбленным занятием, ни на что не обращают внимания.

И все же ему не посчастливилось. Он сумел обойти свою добычу со спины, рассчитывая сбить с ног первым же хорошим ударом, но за мгновение до прыжка понял — его заметили. Все, что можно успеть сделать в такой ситуации — слегка изменить направление движения и надеяться на лучшее.

Зверь оказался быстрее, чем он мог предполагать. За удар сердца он успел развернуться, выставить перед собой нож, больше похожий на маленький серп, отточенный по обеим кромкам, а потом они покатились по камням, стараясь овладеть оружием противника и задушить друг друга.

Равнодушная холодная луна взглянула с недосягаемой высоты на затерянную посреди Пиренейских гор узкую долину, на двух сцепившихся не на жизнь, а на смерть человек, и продолжила свое бесконечное странствие по темному небу. Люди всегда занимаются такими глупостями, как уничтожение себе подобных. Стоит ли обращать внимание на еще одну схватку из числа многих, творящихся этой ночью на земле?

Единственное, что могло встревожить ночное светило — тень на вороном коне, более черная, нежели окружающие ее полосы голубоватого света и мрака, тень, с полуудивленной, полупрезрительной усмешкой следившая за поединком, точно не понимавшая, как у кого-то из смертных хватило глупости напасть на одного из ее слуг. Тень не сомневалась в исходе схватки, однако она — вернее, он — не был лишен чувства любопытства. Такое событие все же случается не каждый день, и стоило потратить несколько мгновений ради возможности понаблюдать за боем.